Виктор СТРЕЛЕЦ

ЧЕЛЮСТИ-3

...Баранов Санек в одночасье лишился всех зубов. Пародантоз. Это в сорок-то лет! И не где-нибудь в тундре... Пока фабриковали новые, вставные, жизнь продолжалась без них. Видно было по лицу - как это неудобно и некрасиво, Однако заводом уверенно выдавалась продукция, пользующаяся спросом, по телеку вызывающе рекламировалась зубная паста с блендаметом, объективные законы мироздания четко работали... Да и Санек не унывал. Беззубый ходил в столовую. Не отказывался от "второго", приспособив для измельчения пищи пальцы. Рвал мясо и колбасу на кусочки, и таким образом отправлял в рот. В перерывах веселил бригаду, совершая всевозможные комбинации растягивающимися губами. То натягивая одна на другую, то жутковато всасывая внутрь, как в фокусе. Впрочем, подчас можно было застать его тихим и задумчивым.

В один прекрасный день я встретил его на смене необычайно сияющим. Поприветствовав меня издали древнеримским жестом, затем, загадочно пожимая руку, детективно прищуриваясь и понижая голос, сначала пропел: - Нам не грозит зубовный скрежет... Потом объявил: - Сегодня обмываем...

На мое недоумение он продолжил в том же шпионском духе:

- Ты "Челюсти-1" видел?

- Видел.

- А "Челюсти-2"?

- Тоже.

- Сегодня мы обмываем "Челюсти-3"! Он приоткрыл рот, ловко кувыркнул, громыхнув о нижнюю, верхнюю секцию протезов, затем восстановил, театрально улыбнулся американской улыбкой, и ушагал — триумфальный.

Я долго не мог прийти в себя. В "обмывании" участвовать не удосужился.

Всю дорогу сам с собою приступами смеялся. И в автобусе. И дома, ужиная. Как плача...

О КУЛЬТУРЕ ПИТИЯ

...Во-первых, выпили из пластиковых стаканчиков. Закурили. Кроме Славика-спортсмена. Кайф.

Кто-то торкнулся в дверцу. Потом сунулся в окошечко, мурлом белый свет заслоняя. Покрыли. Ушел обиженный.

Будущее светло: непочатый пузырь. Во втором - вот так.

И во-вторых выпили. Под соответствующую поговорку.

Хрусты луковые. Чавки. Вадика высморк обильный. Отшвырк сопли в пыль.

Витек-артист, глядя на морщи и вздроги Юрка-луки. Бывшего Лукина. Раз предъявившего паспорт в компании таких же бомжей, который ему тут же порвали:

- Если так противно, зачем пьешь?

Глянул застигнутый Юрок с раззявленным ртом, залупал глазами.

- ...Зачем ее пить, водку, если так противно - продолжил Витек, входя в роль. У остальных заблестели глаза как на детском утреннике.

Юрок-лука - вариация компашки. Булка хлеба и несколько луковиц - лепта его.

Наливали соразмерно лепты. Была еще одна "вариация": Маринка-кривоноска. Свалила на свалку. Маринку брали тут же, за бетонной опорой. Она капризничала: - Хватит уже, спина устала. - Обещали налить. При себе носила семейный альбом с фотокарточками. Где она - романтическая дама в широкополой шляпе.

- Что за базар? - Юрок не врубался.

- ...Придется тебе прочесть лекцию: "О культуре пития". Если так отвратительно - не пей. Не порть эстетику. Одуреть при помощи клизмы можно. Но если ты влился в ряды, марку держи. Не позорь гримасами непотребными. Чего заметался, засуетился заесть? Солиднее надо себя вести...

- Ты чо гонишь? - улыбался Юрок половинкой лица.

- «Чо» - по-китайски жопа. Ты слушай, что умные люди говорят. Что это за приливы-отливы да полоскание пасти? Пить надобно так. Демонстрирую. - Витек нагло налил себе одному. Опрокинул в рот. На мгновение замер мечтательно. Шевельнул кадыком.

Засиял-зазиял беззубой дырой в бороде Славик.

- Вникни в то, что принимаешь. Включи вкусовые рецепторы. Затем спокойненько, подчеркиваю, спокойненько, насладившись вкусом, обрати свой благодарный и увлажненный взор к закускам. К классике. К рифме "водка-селедка". Черный хлеб. Блины с икоркой. Огурчики-корнюшончики. Берешь его, гаденыша пупырчатого, а он хрусть на зубах как сосулька... Шарах по вкусовым рецепторам! Для контрасту. И это только увертюра, прелюдия... Главное действо еще впереди... - Хе-хе-хе-хе. - Вадик.

- Хи-хи-хи-хи. - Славик, поглядывая на предмет эффекта.

- Юрок-лука - расслабляясь, голубея сорняковыми цикорьевьми глазенапами...

БИЗНЕС-ЕДИНИЦА

...Вовчик Баженов ударился в бизнес. Скорешившись, арендовал угод в магазине, нанял девушек-продавщиц, и захозяйничал. Не оставляя, впрочем, основного места работы. Пошли подначки да шутки:

- Бизнесмен пошел...

- Бизнес-единица. . .

- А что, Вовчик, выйду я на пенсию, обнищаю, стану по мусорным бакам шарить...

- Не программируй себя, не программируй...

- ...А ты разбогатеешь, раздобреешь... Шарю я однажды в мусорном баке, и ты подкатываешь на "мерсе". Выходишь эдак, хлоп дверцей небрежно... В черном пальто, в белом кашнэ...

Слюнки текут у Вовчика.

- ...Ну, я конечно: о, Вовчик! То да се. Воспоминания. Слезы. На прощанье ты распахиваешь крокодилье портмоне, щедро отстегиваешь тыщу баксов. На, дескать, Васек, приторчи за мое здоровье как учили...

- Тыщу баксов?! Мно-о-ого!.. - заревел Вовчик по-медвежьему...

ТРЕЗВЯК

...Есть вещи, которые не дано понять человеку никогда. Например, бесконечность. Как это, бесконечность? - думалось мне тупиково эдак в классе шестом. Потом бросил.

То же самое насчет медицинского вытрезвителя. По-народному - трезвяка. Идешь - да, выливши - никого не трогая, общественного порядка не нарушая. Да Акакием Акакиевичем!.. Наперерез, через заснеженный газон - расхристанный, засаленный ментовский бушлат в кроссовках в чине рядового:

- Давай, мужик, к машине...

- В чем, собственно, дело. Вон подъезд мой - первый...

- К машине, говорю, давай! - и ну подталкивать, теснить, принуждать, неволить...

Что ж, власть. Государство в погонах. Идешь телком этаким. Что еще Александр Исаевич отметил. Разберутся, небось. С некоторым природным любопытством в адаптированную грузовую "газельку" влезаешь (внучка черного воронка). Две лавочки пассажирские вдоль - жесткие, экономные. Впереди - полу перегородка с одноместными габаритами. Погнали "дрова везешь". По дороге пьяную женщину подобрали опустившегося вида. Поместили за полуперегородку. Вавакала: - Ненавижу ментов. Тормознули. Выскочил "рядовой" от водителя. К нам заскочил. Дал коленом умело раза даме. Фирма веников не вяжет. Навел мысли на физиологию человека. Подумалось о ребрах, печени, почках... Об уязвимости физического лица... Снова сел рядом с водителем.

Еще одна пьяная женщина попалась. Вдвоем запихивали, напрягаясь накаченными шеями. Ершилась, топорщилась, орала как резаная. Ребенок верещал душераздирающе. Муж прибежал на подмогу. Еще кто-то. Отбили-таки. Поехали несолоно хлебавши. Шеи дружно излучали досаду.

Как в Платоновой пещере: по стенам пестрящиеся тени, огни ночного, входящего в раж мегаполиса. Порочно подмигивающего. Отчего-то сиротливо посасывает под ложечкой. Из домашних тапочек выдернули. Дождался кафкианский процесс и меня грешного - в лице натренированных шей. Процесс без меня не может - глупого пингвина. Грустит, скучает, бессмыслеет. Телесность человеческая "виновата": есть что брать, забирать, сажать... Материализмы ребер, печени, почек...

Симфонической музыкой думается. Дисгармониями Альфреда Шнитке. Контрапунктами. Один из них - воочию тренированные шеи, опускатели на землю.

О, человеческая жизнь - перманентное опускание на землю из идеалистических высот юности, неведенья, наива, иллюзий. Обращение в озирающегося, изворачивающегося зверка... Будь выше. Буду выше... Ба! Деньги!.. Они же деньги отбирают!.. Почти тыща... Куда спрятать? В носки конечно... Придурок...

Семьи есть, поди, у шей. Матери, жены, дети... Приходят домой усталые. С ощущеньем санитарной миссии. А может, безыдейные они. Жертвы обстоятельств. Жизнь заставила. Просто - кушать хочется.

Много думал о базе тридцатых годов. Человек, в сущности, ни плох ни хорош. Он таков каков есть. Дело в востребованности тех или иных качеств. В идеологическом обеспечении. Палач изначально сидит в человеке. Не приходит извне. Его надобно просто разбудить, призвать, востребовать... Будь готов! - Всегда готов!..

Жизнь - бесконечный процесс отрезвления. От коммунизма ли. От гайдаровских ли конфискаций. Дефолтов. Бюрократических мук... Господа Лифшицы представляют дело так, что жизнь - всепоглощающие джунгли, украшенные павлиньими перьями морали.

Прости, дорогая, и от тебя. Ты тоже трезвяк. Не могу и не хочу больше цепенеть в твоем ревнивом пластающем взгляде медузы Горгоны. Есть что-то такое, чему нельзя изменить ни за какие коврижки.

Финишно замотались на поворотах. Мотор заглох. Приехали. Вылезли. Пошли, озираясь. Чувствствуя подталкивающие прикосновения в спину. Вошли в ярко освещенный "предбанник" медицинского вытрезвителя. От чего же меня будут тут лечить? - Да от государства.

Наше появление отразилось заинтересованной усмешкой на лицах служивой компании. За высокой стойкой, как в баре, вальяжно развалясь в кресле, восседает дежурный лейтенант. Место красит человека. Уверенной повадкой специалиста. Сразу видно кто здесь главный. На ком сходятся силовые линии. Были еще два сержанта и женщина в белом халате. Вот откуда проистекает корень "мед". Да еще молодая девушка-деваха крепкого телосложения, чувствующая себя как дома. Коллектив единомышленников. Ударенную "рядовым" женщину - мою визави - усадили в углу. Я предстал пред очи дежурного. Определившего, положившего меня куда-то на свою полочку в голове. Ибо мы для него — тоже некий конвейер.

- Выкладывайте все из карманов и раздевайтесь до трусов.

- Лейтенант, не понимаю, почему меня забрали. От подъезда собственного дома. Да, выпил. Что, сухой закон у нас объявлен?.. Не за рулем... Никакой опасности для общества не представляю...

- Выкладывай все из карманов. Есть какие-нибудь документы?

- "Рядовой" стал "помогать" мне выкладывать из карманов: звякнул ключами о стол, мелочью, положил книжку телефонную, которую лейтенант стал пролистывать. Удостоверение члена Союза российских писателей. Кое удивило дежурного:

- О, писатель! И что же вы пишете?

- Это к делу не относится.

- Груби-ишь...

- Грублю? Вы меня свободы лишаете, подвергаете насилию, а я должен с вами вести отвлеченные разговоры - да?..

Полыхнул внимательным взглядом. Зевнул равнодушно: - Не хочешь - не отвечай. Снимай, давай, все и - за ширму вон...

Что ж, разделся. Остался в трусах и в носках. "Рядовой" тут же спокойно вытащил деньги из моего носка. Положил к лейтенанту. Мне стало стыдно от своего "жлобства".

За ширмой женщина за сорок попросила меня дотронуться до носа указательными пальцами сначала одной руки, потом другой. Постоять на ноге. Затем подала некую стеклянную штучку с прозрачной жидкостью: - Дуй. Дунул. Она возмутилась: - Вы что делаете! - Дую! - Кто так дует. Дуйте, как следует. Медленно...

- Откуда же я знаю, как дуть? Впервые дую... Хорошо, дую медленно... - Ну вот, средняя степень опьянения. - Ну и что что средняя степень опьянения? Сейчас девяносто процентов России в средней степени опьянения. Ну и забирайте ее всю! - Хватит выступать. Развыстуггался. Надоели мне эти алкаши!.. - Вы меня знаете, чтобы так называть? Вы, по-моему, все здесь садистскими наклонностями страдаете... - Что-о-о?.. А ну-ка давай отсюда. Саш, принимай клиента!..

Ага, значит, "рядовой" этот - Саша. Двинулись во внутренние покои. Представляющие: слева, при входе, зарешеченное пустующее небольшое помещение, назначение которого пойму позднее. Прямой коридор - пошли по коридору. Пришли. Железо гремануло по-тюремному - и я оказался в общей палате. Заставленной деревянными топчанами, разреженно занятыми клиентами. Укрытыми простынями. Сел на первый попавшийся, опоминаясь. Так, первым делом надо бы домой звякнуть. Программа минимум. Вглубь по коридору, видимо, тоже палата. Нестройные голоса. Даже залевания. Сержант проскочил раздраженно мимо, гаркнул: - А ну заткнитесь!

Неприятно все-таки. "Гляди, подвозют, гляди сажают..." Да-а... Надо крепиться. Быть выше. Лампы дневного света ноют тоскливо. Задумался тревожно. Взгляд на себе почувствовал пристальный. Парень с соседнего топчана с фингалом под глазом ни с того ни с сего, проснувшись:

- Ты кто по жизни будешь? Я, например, пацан.

- А я человек. Да и тебе, наверное, лет под тридцать будет - какой же ты пацан.

- Ты за базар отвечаешь?

- Нет, не отвечаю. Пусть за базар отвечает руководство рынка...

- Ты чо дурака включил! Ты чо гонишь! - парень приподнялся на локте.

- Да не гоню я тебя никуда - лежи себе отдыхай.

- Мужики, дайте поспать - завтра на работу!

Сержант пошел по коридору. Перехватил его просьбой: - Сержант, нельзя ли позвонить домой. Жена волнуется. - Пока нельзя. - Бросил не поворачивая головы.

Еще одного клиента привели. Средних лет. С "пивным брюшком". Сел на свободный топчан, подавленный. Посмотрел на меня, выдавил по слову: - Прямо со свадьбы, суки... Смотрел перед собой, растаращась. Пытаюсь успокоить его: - Да ладно, скоро выпустят. На работу сейчас не сообщают...

Одного за другим время от времени выкликают по фамилии. Уводят. Теряя терпение, стою у входа, держась за стальные прутья. - Сержант, мне позвонить надо! Выкрикнули фамилию "пивного брюшка". Друзья выкупать приехали. Вскочил оживленный. Отодвигая меня, подлизнулся к сержанту: - Ты же слышал, что товарищ сержант сказал: "пока нельзя".

Наконец мою фамилию объявили: - Домой поедешь? - Конечно поеду. На чем?

- Мы тебя отвезем. - На вашей машине? Нет. Мне ваш навязчивый сервис вот где сидит. Вызовите такси, деньги у меня есть...

- Тогда посиди еще да подумай как дальше жить.

Сижу дальше. Думаю. Ладно, перекемарю здесь до утра. Надо только белье попросить. - Сержант, белье бы мне получить... - Бери, вон его сколько. - Показал на освободившиеся топчаны. - Так оно же использованное!..

Часа два, должно быть, ночи. Тишина: ннннннн... со звоном в ушах - а ля поддатый ангел пролетел.

Вспомнили про меня. - Домой поедешь? - На чем? - На нашей машине, на чем же еще. - Нет. - Тогда давай, выходи. - Громыхнул железами, повел меня по коридору в сторону входа. Открыл палату отдельную, персональную. Заходи. Громыхнул сталями. - Сержант, у вас же здесь все окна нараспахи! - закричал ему вдогонку. Понял идею великого переселения народов. На полу сыро - будто специально полито. Из окна сквозняк ледяной. Носки мокрые. Подбираю рефлексивно ноги на топчан. Обнимаю руками колени, утыкаюсь лбом. Время "холодной" пошло. Ух, как тянет! Подвигаться, зарядку поделать - неудобно как-то. Буду беречь тепло тела по правилу терпящего бедствие: тонущего. Не дергаться. Ждать спасения.

Думается глобально. С обобщениями. Хреноватый из меня партизан получается. Сомнения полезли панические. Попятные всякие. И чего не поехал? В тапочках бы уже сидел. Телевизор посматривал. Слиску...

Что-то вроде забытья, полусна, отключки... Слышу как будто все: бу-бу-оу-бу - из "предбанника", и Северное Сияние вижу. Господи, как красиво! Звезды - вот они: вышибающие слезу, душу вытягивающие, жилы... Похоже как на экскурсии в планетарии. Голос знакомый знаки Зодиака объявляет по очереди. Стою - хозяином вселенной - монументально опираясь на землю. Дырявлю струей голубой снега приполярные долгие...

Просыпаюсь. "Голос" во сне остался, застрял, "Родной" мой "рядовой" Саша, добродушно даже: - Хватит дрыхнуть. Вызвали тебе такси. Протокол подпишешь, оденешься, и отваливай. Пошли. С протоколом загвоздочка вышла:

- Как же я подпишу - без очков. Мне хотя бы прочитать надобно.

- Да что тут читать. Все нормально. Как положено. Подписывай, давай...

- Нет, без ознакомления с протоколом подписывать не буду... Подпишу, а после квартиры лишусь, или еще чего...

- Ладно, давай я тебе сам прочитаю...

- Я тебе не верю.

Угрожающий выдвиг челюсти: - Мужик, ты з....л меня! Тебе что п....ы захотелось? Сейчас схлопочешь...

Попятные вновь полезли (...ребра, печень, почки...). Шкура юльнула: - У тебя совесть есть. Я же вдвое тебя старше...

- А мне плевать, что ты вдвое старше. Это формальность обыкновенная...

Подмахнуть что ли?.. Но кто-то снова за меня противится трепеща. Диктует, как старик Хоттабыч из стенки: - Пока не прочитаю, не подпишу.

Скрежет зубовный и: - Сейчас, принесу я тебе очки, писатель с....и. В глаза долго не смотрит - зло отворачивается. Принес что-то треснутое. Минусовые. Снова скрежеты зубовные. Принес нормальные. Читаю внимательно: "...шел нетвердой походкой... был доставлен...". Вроде бы ничего лишнего. Хитро ворчу: - Шел нетвердой походкой - это от поллитры-то на двоих...

- Все. Хватит кота тянуть за яйцы. Пошли одеваться. Больше мне не хрен делать, как с тобой возиться...

Пришли к лейтенанту. Проделал все в обратном порядке. Оделся, получил вещи по описи, деньги... Расписался, заплатил 120 р., получил квитанцию "за услуги" мать вашу... - Кто такси вызывал? Оборачиваюсь - чудо женщины в этой клоаке. - Я такси вызывал! - обрадованно. Протягиваю руку, женщина свою - машинально. Целую ее. Как вас звать? - Наташа. Прихожу в восторг. Наташа расписывается, за то что забирает меня из "детского садика". Ухожу как можно презрительней.

Прошу Наташу остановится у магазинчика. Покупаю себе коньяку. Ей шоколаду. Катаюсь по городу. Пью коньяк из горлй, согреваясь. Дрожь колотит. Читаю, читаю Наташе стихи...

МАТЫГА

- ...Что бы ты, Толян, делал, если бы на твою бестолковку миллиончик свалился?

- Как что? - обрадовался Толян - Нашел бы что. Сразу бы портвейну ящичек... Нет, нет - коньячку! Закуски, то-се, принес в бригаду - балдейте, гады!..

- Ну и придурок же ты февральский, Толян...

- Сам ты придурок. Ты бы, конечно, яхту, виллу... Да?

- Да, яхту, виллу!..

- Ладно вам, как дети прямо...

- Ты, Колек, не переживай. Найдем мы тебе бабу - с домом, коровой... Гы-гы-гы...

- Тэ-тэ-тэ... Колек, глянь. Да вон... Эх, Шахерез-зада... Стал бы?..

- Неа, моя Валька лучше... - Колька снова замутила ссора с женой.

- Колек, а Валька у тебя толстая или худая?

- Тебе-то что?

- Как что? Худая хуже.

- Чем же?

- Худая в поле с ума сойдет - не догонишь. Гы-гы-гы...

Покурили. Поглядели на часы. Течет время детским песочком. Жареными луками - как воспоминаньями - пахнет.

- ...Здорово ты, Колек, мастеровому пятак смазал. Гляжу, вылетает кабан из слесарки - кровища... А что же он в натуре... Ты норму дал? - Дал... О, Васька-сметана своих выпустил...

Все запрокинулись на ангельские трепетинки в густеющем голубом.

- Слышь, Колек, - Андрюха хохотнул, - Васька-сметана рассказывал про феномена нашего. У нас в цеху феномен завелся - до колен. Я в аккурат на пятнадцать суток загремел - не видел. С похмела с Вовчиком-селей трехлитровый баллон пива выстояли как честные пролетарии. Зашли в частный сектор, лавочку нашли... Сирень над головой и - пиво! Сирень и - пиво! Только приложились, глядь - снегири.

- Какие снегири? - Толян зазаикался, заиздевался. - Снегири - зимой.

-...Да менты-снегири! Подходит один, банку сапогом - толк. Банка - кувырк. Стояла себе на опилочках... Ну я его и обложил. Ага, про феномена. Мужичок в цех устроился. Бабы приходят как на Царь-пушку посмотреть... Эка, кирла-мырла, - снова Андрюха высмотрел кого-то, - спортсменка, в эластик выпялилась...

У подъезда прохаживается серьезная дама с шахматной доской подмышкой как с термометром.

- А что, Колек, ты у нас башковитый, сгоняй разок, чем зря болтаться. Давай, Колек, давай... Вишь, прохаживается...

"Серьезная дама" обратила внимание на "трех богатырей". Один запущенный какой-то, другой гыгыкает да зыркает.

- Вы ко мне обращаетесь? - дама не поняла.

- А то к кому же еще. - Это Андрюха. - Сгоняем партийку?

Ей не понравилась развязность, колебнулась. - А вы умеете играть?

- Не-е, я не умею. Мы Колька выставляем. - Хлопнул его по спине. - Давай, Колек, если женщина просит.

- Если есть желание - я не против. Вообще-то у меня постоянный партнер - Павел Александрович. На даче наверно. Межу прочим, чемпионкой двора меня называет! - естественно рассмеялась. Придерживая, вывалила деревяшки фигур на доминошный стол как самосвал.

- А нам все равно кого окучивать. - Андрюха засуетился.

- Да я давно, вообще-то, не брал в руки шашек. - Как-то тоскливо глянул Колек и выпрямился.

- Так. - Андрюха возбужденно потер ладошки, схватил белую и черную пешки, завел за спину. - Выбирайте. - Стал сама воспитанность. - Как вас по имени-отчеству? - Наталья Витальевна? Отлично. Наталья Витальевна - и Колек! Матч века. Вам повезло: белые...

- Только вы не тараторьте, пожалуйста. Садитесь и болейте на здоровье. Ладно?

Наталья Витальевна близоруко сузила глаза, поджала губы, двинула пешку водянистыми пальцами. Колек сжал кулаки, по-боксерски покачал головой, двинул пешку в упор татуированным лозунгом "ВАЛЯ" по фаланге.

"Матч века" начался. Фигуры потеряли стройность, замысловато переплелись, стали завязываться в узел туже и туже. Наталья Витальевна снисходительно отметила теоретические ляпы Колька. Подошли болельщики. Запросто: в майках, в тапочках. Забубнили. Комар звоном ткнулся в ухо.

Наталья Витальевна сидит как первоклассница. Напев: - Славное море, священный Байкал... Колек чувствует класс. Вкрадчиво пойдет и глянет исподлобья.

- Эй, баргузин, пошевеливай вал...

- Тэк, тэк... Вы сюда. - Колек входит в роль. - А мы рокирнемся скромненько.

- Знаем мы ваше скромненько. - Наталья Витальевна подхватывает игру. Фигуру берет цепко, со стуком ставит.

- О, о, о... - Колек продолжает звуковое оформление. - Мы пешечку - ни на что не претендуя. - В несколько раз толчком "мохнатым" пальцем подпинывает пешку в соседнюю клетку, создавая некую иллюзорность - вроде бы сделал ход, но на треть оставил в старой. Наталья Витальевна раздражается, поправляет чужую пешку, чтобы без обиняков.

Андрюха некоторое время тих. Рот приоткрыт. Соображает. Встрепенулся, сыграл ладошками на груди как на барабане.

- Эх, жизнь наша кошачья по сравнению с собачьей! - Погы-гыкал, дымнул сигаретой, так что Наталья Витальевна с неудовольствием запроветривалась обеими руками. Зашептал: - Офицером ходи - верняк...

- Славный корабль, омулевая бочка... - подчеркнуто спокойный взгляд на Андрюху. Тот шутовски осклабился. Женский голос с этажа зовет ужинать.

- Ох и хитренькая вы, Наталья Витальевна. Ишь чего задумали. Вот оно - женское коварство! - Колек.

- А как вы хотели! - Наталья Витальевна полыценно. Колек по-гусиному вытягивает шею. Серьезно пошмыгивает носом. Наталья Витальевна успевает пообщается с "общественностью". Андрюха льстит: - Вы как Цезарь... - У вас посильнее был ход. - Журит Колька.

- Ничего, мы по-крестьянски — оглоблей.

- Ясно, академиев не кончали. Пам-пам-парара-пам...- играет "Венский вальс". Эх, рискнуть что ли...

- И хочется и колется. - Андрюха.

- Ой, да помолчите вы! Прям бесструнная балалайка.

- Шахматы - игра коллективная. - Андрюха. Вокруг засмеялись. - Неплохо баба играет. "Баба" - улавливает краешек уха Натальи Витальевны.

- Славное море, священный Байкал...

- Это вам не у Проньки... - Ни к селу ни к городу лепит Андрюха.

- Чей ход? - Колек.

- Ваш ход! - игриво Наталья Витальевна. - Ну, заподпинывал. Нет - раз - взял, два - поставил. Что за манера. Ну вот, подставился. - Подставились, - выговаривает Кольку, - двигаю пешку и - конь или слон.

- Дунул фигуру... - Колек несмазанно заскрежетал изнутри.

- Теперь и я могу разговеться. - Слоном рубит фланговую пешку Колька, вскрывая короля. Колек без размышлений принимает жертву. Шах, еще шах... Король пошел впляс по полю. Выдохлась. Одного хода не хватает! - зааплодировала кулаками. Колек облегченно выпускает пары. Суровый народный мститель. Поменялись ферзями. Андрюха подает голос: - Окучивать пора. Матыга корячится.

- Вы хоть урезоньте своего товарища! Невозможно же играть! Какая еще "матыга корячится" - как вас - Андрей? Вы же подводите друга, если этот ход имеете в виду. - Ход за ходом разоблачила Андрюхину авантюру. - Ни аза в глаза, а туда же...

- Ладно, Андрюх, помолчи... - Колек сморщил нос. Наталья Витальевна успокоилась до "Эй, баргузин...". Кто-то простодушно подкидывает: - А почему чемпионаты проводятся отдельно для мужчин и женщин? Кто бы, например, победил - Карпов или Нона Гаприндашвили?

- Интеллекты разные у нас, повышай свое образованье... - процитировал Андрюха задирая нос.

- Вы что, действительно считаете, что женщина умственно стоит ниже мужчины? - разлилась Наталья Витальевна желчью.

- Отчего же не сыграют Карпов с Ноною?

- Замолчите лучше! Вы просто негодяй! - Андрюха не смутился:

- Возьмем, Наталья Витальевна, историю...

- Оградите меня, - обращение к Кольку, - от этого агрессора!

- ...Много ли вы выдающихся женщин наскребете? - Одна Софья Ковалевская... Мария Кюри. - Помогли Андрюхе. - Жанна д'Арк. Клеопатра. - Выжал кто-то последнюю каплю. - Это Клеопатра-то выдающаяся?.. Нашелся умник - разъяснил: мужчины с женщинами не играют по этическим соображениям, ибо мужчина, как джентельмен, будет уступать женщине, как место в автобусе.

- Не игра, а новгородское вече. - Злится Наталья Витальевна. Игра вроде наладилась.

- Пешки не орешки, - празднословит Колек.

- Прибирайте, прибирайте... Нехороший вы человек.

- Погнали наши городских. - Андрюха.

Тут произошло невероятное! Чемпионка двора тривиальнейшим образом зевнула ладью. Опомнилась, когда татуированная транспарантом "ВАЛЯ" рука безжалостно заграбастала фигуру. Почувствовала себя обманутой.

- Козя-базя, забодаю-забодаю, - глумится Андрюха.

- Внесли-таки свою подлую лепту! - резанула взглядом. ~ Я-то здесь при чем? - округляет бессовестные буркалы Андрюха.

- Я прошу вас только об одном: замолчите! - Наталья Витальевна твердокаменно замкнулась. Казалось бы, ну что тут такого? Шут. Сыгнорируй. Сыронизируй...

Игра продолжается. Но то тонкое, что рано или поздно рвется

- неизбежно, ныне и присно во веки веков - наметилось. На уровне наития. Колек почувствовал это тонкое в свою пользу. Наталья Витальевна, то ли не заметила пока слабинку, то ли пыталась сделать хорошую мину при плохой игре. Колек чесанул кулаком челюсть, затрещал щетинами, ерзанул ягодицами. Сердце дернулось собачонкою. К ноге!

- Мы слоника подвинем для связочки, - рука с татуированным знаменем "ВАЛЯ" подпинывает(!) фигуру. Наталья Витальевна задумалась как в ужасе. - Рвем как газету. - Андрюха. - Клоун.

- Про себя Наталья Витальевна. Уверенно двинула фигуру. Скорее блеф. Желание проскочить опасность как-нибудь бочком... Колек с нахальной "ВАЛЕЙ" сдваивает ладьи. Наталья Витальевна массирует пальцами голову. Мужики оживляются. Андрюха осторожно: - Приплывает баргузин... Наталья Витальевна панически бегает зрачками. Вот зараза - "матыга корячится"...

- Пошли? - спрашивает Колек механически. Уши свтофорно красные. На скулах припухлости как от выпивки. Погружается в логику. Покарябывает лоб. Втягивает воздух сквозь зубы. Думает бесконечно. Андрюха делает попытку подсказать - зло отмахивается. Сытая музыка разухабисто ударяет из окон. Взгляд плетет паутину - читай мозг, как книгу. Голос зовет к ужину... Ход сделан. Колек оглядывается на предмет эффекта. Раздувает ноздри, запевает душой. Дерги плеч в ритме танго. - Пара-рара-рара-рарам... О, ты заря туманной юности. Пора кипящая потенций, когда цветут в душе цветы, играют мускулы буграми, и молодые свежие рога небитые торчат как нимб прекрасный...

- Пошли?

- Пошла. - Нависает над доской, выгнув спину, свесив зад со скамьи. Не сразу оценивает размер катастрофы. Нервные пятна по коже. Проиграла фигуру. Другую. Андрюха: - Лесоповал. Похоронный марш Шопена. Ошкуривание до кости. Энтелехия... - Что? Что? - Наталья Витальевна воздевает до неприличия разозленное лицо. - Энтелехия. Вы что, Аристотеля не читали? — Наталья Витальевна только пфыкает губами. Сопротивляется на одной гордыне.

- Тут кусточками не проскочишь... — Андрюха. Жалкое подобие улыбки: - Проиграла.

- Аминь! - Андрюха парадно сияет нержавеющим железом зубов. Наталья Витальевна собирает шахматы в доску. Фигуры топорщатся, доска не закрывается...

1986 г.

РУССКАЯ ИДЕЯ

- ... Ну почему мы так живем! - напрягаясь венами орал Иван.

- Как? - отвечал теми же венами Василий.

- Да так чтобы показывать всему белому свету как не надо жить!.. Кто это сказал? Как его? Володь?..

- Чаадаев сказал, Чаадаев... - Успокойся, Ваня.

- Да что успокойся! Довели страну до ручки, коммуняки, а в рожу плюнуть некому. С себя, видите ли, начни. Как это с себя, а? Ты у нас, Вася, партейный, второй секретарь, подскажи своему младшему брательнику, простому шоферюге, что мне лично делать, чтобы страна зажила нормально. Может быть, зарядкой по Утрам начать заниматься, чтобы в магазинах продукты появились? Это же пустыня Сахара - одни продавщицы стоят!.. Знаете, что мне снится? Стою в очереди и боюсь, что на мне кончится...

- А что, разве плохо мы живем? Кабанчика зарезали. Мясца нажарили, печеночки... Огурчики, помидорчики... Выпивка есть... Не хуже магазинной...

- Да не о том я, отец, говорю. Не о том... Вот ты воевал. Ордена у тебя, медали... Что ты видел в жизни, кроме своего Заозерья. На Западе человек отработал свое, и поживает в свое удовольствие: путешествует... Или вон япошки...

- Да на хрен мне твой Запад. Был я на Западе: и в Венгрии, и Румынии, и в Германии... Везде надо работать...

- Ага, как коммуняки говорят: чем лучше вы будете работать, тем лучше мы будем жить - да?.. Брось, отец. Дело в системе. В си-сте-ме!

- Да что же вы все спорите да спорите? Вася, Ваня, Володя... Соберутся раз в пять лет - и как собаки. Ваня, ты закуси, опьянеешь...

- Да закусываю я, мама... Сколько можно кормить народ этим татаро-монгольским игом? То у вас татаро-монгольское иго виновато. То война. То еще черт какой... Германия вся вдрызг лежала...

- А у нас в Чусовом тоже тотары жили. Гармошечки у них ма-а-аленькие такие: динь-дилинь-ди-динь-дилинь...

- Бабушка, ты можешь помолчать со своими гармошечками!

- Ладно. Все вы мои сыновья. Спасибо, что приехали, посетили нас, стариков, давайте выпьем, успокоимся, споем...

Выпили, запрокидываясь к лампочке Ильича. И Василий, и Иван, и Володя, и отец, и мать, и Софья Петровна - мать отца. Встряла, пользуясь паузой закуски, задребезжала:

- Вальку Швыриху соседка сглазила. Так она в Ковригино поехала к знахарке. Узнала: холодцом сглазила лярва. 150 рублей заплатила...

- Мама, ты видишь ребята разговаривают... Ты ешь, ешь лучше...

- Да уж и так налопалась как барабан.

- ...И ты, Ваня, ешь, а то все дымишь да дымишь... - Иван зло затягивается. Вращает, дергает глазами, будто они у него чешутся изнутри. Обращается к Володе:

- А что у нас научная интеллигенция помалкивает по поводу процесса? Правда что ли, что ты Горбачева видел?

- Видел. Как тебя вот. Приехал к нам в институт. Как же не посмотреть на самого. Высыпали как бараны. Он из машины выходит. Пальто растегнуто. В шляпе... И что перво-наперво бросилось в глаза - растерянность. По телевизору незаметно, что он вроде бы волнуется. А тут видно... тоже человек. Человечек... Разговоры все те же: колбаса, стройматериалы...

- Нормальные разговоры. Люди жить хотят! Без ваших высоких политических материй! Как вы этого не поймете!.. Чистоплюи... Давеча и кабана так же держал - отвернувшись. Чуть не выпустил...

- Пап, извини, каждому свое. Колбаса, конечно же, не плохо. Противно, когда все эти Черниченки орут про накормить народ! Кормильцы. Народ они накормить хотят, господи боже мой. Чернилами своими из ложечки что ли? Чем они могут еще накормить народ? Мы сами себя прокормим. Не мешайте только. Наш институт уникальный инструмент разработал. Аналогов нет в мире. Выпускай, продавай - тому же Западу. Продали. Но не продукцию, а патент шведам. А они - конкуренты! Теперь у них покупаем. Ну не болваны, а?

- Развалили страну, развалили...

- Чья бы корова, Вася, мычала. Вы ее развалили своей тупостью. Меньше надо было по заповедникам лазить а ля "бровеносец". Все фотокарточки шлешь родителям: то на лосе восседаешь, то на медведя стопу воодружаешь... Не за это ли из обкома поперли, что не те времена? Что, западло слушать, что народ говорит!.. Охотнички...

- Ваня, он же твой брат!

~ Плюс начальник! Некому мне больше говорить, что у меня тут...

- Ладно, не надо только феню тут включать, боталыцик. Разве мы не признали своих ошибок? Кто все это затеял?..

- Болтологию вы затеяли, чтобы пар выпустить. Финты вы затеяли. Сколько лет языки полощем - сдвинулось что-нибудь?

- Процесс-то пошел!

- Да уж, поше-ел...

- Помню, когда я маленькая была, тетя Феня нитку просит вдеть в иголку. Я спрашиваю; как же ты не видишь, тетя Феня? Не вижу - говорит. И ты такая будешь. Нет - отвечаю - никогда я такой не буду... Это сколько же мне лет - а, Люба?..

- Сто лет в обед.

- Откудов сто?

- Оттудов. Ну девяносто.

- Нешто девяносто? Ай-йа-йай... Старость подошла, старость...

- Ты, мама, лет тридцать долдонишь "старость подошла, старость подошла". Глубокая старость!..

- Короче, в приличную канаву мы вляпались. Конца ей не видно. Поражает всеобщий балаган. Блажен - видите ли - кто посетил сей мир в его минуты роковые... Чему радуемся? - Минутам роковым? Никто никого уже не слушает. Глаза таращит. Не говорить - стрелять хочется. Сие элементарная революция. Пожинать жирные плоды будут мародеры... Схемы революций универсальные...

- Володя, какой ты у нас умный...

- Мама, перестань... Главное - остановить это уже невозможно. Логика железная. Жалко нас всех - смазки истории. Но, как говорится, нет худа без добра...

- Авось образуется...

- А я думаю: что это меня всю ломает, коверкает... Помнишь, Люба, как Зинка-кума мою карточку на кладбище закопала...

- Мама, хватит тут свои глупости разводить!

- Вась, анекдот про вас. Кто-то у кого-то прикурить спрашивает. А тот в сердцах отвечает: поди вон прикури от флага - он красный. Ха-ха-ха-ха...

- Интересно еще то что все враз из красных белыми стали. Певец этот, как его, в генеральских галифе да в исподней рубашке расстрел изображает... Комедь...

- А еще модным стало всех Шариковывми обзывать. Уж тот, кто обзывает, сам себя считает как минимум профессором Преображенским...

- У меня такое ощущение, что все на глазах устаревает...

То-о-о не ве-е-етер ве-етку кло-о-онит -

обрывает разговор женский голос. Обливая кровью сердца.

Нс-е дубра-аавушка-аа шуми-ит. -

Высокий, родной, знакомый с детства.

То-о мое-е, мое сердечко сто-оо-онет, -

втягивая мужские как в воронку...

Ка-а-к осе-е-нний ли-и-ист дрожит...

МОНОЛОГ КАМНЯ

...Камень должен быть твердым. О, суть, назначенье, судьба!.. Пусть разбрасывают, потом собирают. Побивают несчастных... Мое дело - быть самим собой. Отвечать высшему замыслу. Чтобы не текла всякая там вода под меня лежачего. Юлить - не моя стихия. Дурачина Сизиф... Хотя все в мире относительно. Капля камень точит...

Простой полевой булыжник. Рядовой в иерархии нашей. Был пробным. Было - был краеугольным. Пока камня на камне не оставили. Руинами говорил.

Часовой... вековой времени. Символ вечности. Страж пространства. Философский камень. Что - рядовой булыжник не может быть философским?

Твердость необходима. Ее не обойдешь высокомерно. Пробуришь лишь. Вы скажете: твердолобость. Нет - состояние вещества. Твердость ради твердости. Да, самоцель. Ибо как узнаешь, где мягко?..

Стойкость. Не это ли вера? Если буду растекаться мыслью по древу - какой же я камень? Ни рыба ни мясо. Известняк-слизняк... Вот они где - компромиссы! Прочая мягкотелая податливость.

В крайность - говорят - впадает. В догматизм. У него - говорят - сердце каменное.

Жестокое. А какое должно быть сердце у камня? Как узнаешь где верх-низ, право-лево без крайностей?.. Нота в хорале Божьем. Мне тоже бывает жаль. Летишь этаким орудием пролетариата кому-нибудь в голову - бац! Ну не могу я противиться законам баллистики! Не в моей власти. Физика и баста. Лучше не швыряйтесь камнями. Не держите за пазухой. Не вешайте на шею. Как Герасим Муму. Мое, опять-таки, дело - камнем идти ко дну. Совесть моя (пусть субстанция) чиста, удельный вес, как и положено: тяжелее воды.

Лежать во что бы то ни стало. Хотя бы камнем преткновения. В контексте сфер. Прекрасен вечереющий пейзаж с камнем и первой звездочкой в аквамаринах, вопрошающей весело:

- Это слезы?

- Нет - росы...

ПРОГУЛКА

...Часы ударили три пополудни, не сразу до сознанья доходя. Так вдохновенно голос логоса диктует высокие субстанции в бумагу. Приходится с усильем ставить точку. На землю возвращаться из абстракций: в desein*. Война войной - обед по расписанью. Верней, прогулка, а потом обед. Ах, как работалось! Как проникалось в эйдос. Трактат почти готов. О, это пенье каждой клеточки состава: amor Dei intellectu * - как говорил старик-Спиноза. Молюсь с благоговеньем на распятье. Благодарю Создателя за искру, которую он дал нам, человекам - искру разума. Что наполняет сердце гордостью и верой. Не картезианскою гордыней. Не cogito (самодовольство), ergo sum,* a cogitor a Deo, ergo sum.*

Он дал распоряженье фрау Лотте, и вышел на разнузданное солнце. Объятый хищным шумом многозвучной сиюминутной площадной стихии. О, Божий мир - оркестр гармоничный. Где каждый партию играет в меру дара. Мир, отраженный в роговице глаза покорно ожидающего мерина. Иль в простодушном карем взгляде спаниеля... Не этими ль глазами Бог взирает?.. Мир исчезает с угасаньем духа. Бог остается со своею глиной...

О, очевидность hie et nune* жизни. Лелеющие зрение пейзажи. О, этот лист кленовый пятипалый, подножный подорожник - кожа мира. Разъятье, разложение на части, на атомы, молекулы, монады... Чем глубже мы заглядываем внутрь, тем головокружительнее тайна...

Он покосился на округлости красотки, которая ребенка поправляла - неумещающиеся объемы - с испугом и растерянностью некой...

Роятся мысли как в июльском улье. Ах, музыка - идея мирозданья. Не колебания воздушной массы - как пишут мантии увенчанные кафедр: педанты, вивисекторы, тупицы... Не в ухе дело -олухи глухие Советов да ученых церемоний...

Его приветствуют поклоном: герр Профессор. Он треуголку приподнимет отвечая. Мысль улетает с-ума-сшедшая ins All*

Пришпоривают неотступно мысли - быстрей чулки мелькают по аллеям. Торжественно гуляют горожане, мажорные двойные Подбородки. Цветок фонтана с пестиком амура - уподобленье музыки вселенской. Симфония очарованья ока. Одномоментный рост и нисхожденье. Фрагмент и целое. Поток и струйка. Слеза восторга и слеза прощанья. Пластающее блеяние козлищ и ангельские трепеты эфира...

Присел на разогретую скамейку. Прикрыл глаза устало на мгновенье. Тепло лучей на веках ощущая. Сии амурные и вкрадчивые стрелы. Так благодарно созерцается и мнится о красоте и жертвенности жизни. Жизнь - клумба с обреченными цветами. Душа бессмертная - залог и оправданье...

Пора подумать, впрочем, и о теле. Телятинка поди что разомлела. Слаб человек und nackt* перед Всевышним.

Тут он увидел мальчика и няньку, которая вела того за ручку. Олигофрена мальчика-калеку. И непонятно: что его сразило. Не то чтобы увидел он впервые явление такое: идиота. Но он смотрел, смотрел завороженно сквозь слезы на ужимки да гримасы. Как будто что-то в нем обрушилось, сломалось... И солнце черными лучами засветило. За что? За что? За что так человека?.. Безвольного к греху дитя, ребенка. Несущего повинность первородства уже своим простым существованьем. Ведь человек немыслящий - есть камень. Безблагодатный зверь с утробой алчной... Понятно, что слова мои - гордыня. Вопросы превышающие разум. Но, Боже, как же, как несправедливо!.. Мозг - что тюрьма закрытая для света... Он не узнает никогда блаженства мыслить. Не оторвется взглядом от страницы, невидяще вперяясь в бесконечность, все мирозданье вмиг вмещая в душу...

Мир четкие утратил очертанья. Подкашивался, расплывался, меркнул... Зияющими безднами чреватый. Подвохами, изнанкой, подноготной... Как комната с кривыми зеркалами. Кошмарами Хиеронима Босха... Вот этими - ГУЛЯЮЩИМИ чинно убожествами под личиной важной. Что человек? - Чудовище, химера? Канава сточная иль основанье истин?.. Впивающийся мертвой хваткой в скипетр. И конкурирующий пышностью надгробий...

Опять чулки мелькают по аллеям и полы развеваются как крылья.

...Мой разум бьется по-язычески о стену. Прости меня, о Боже милосердный, за то что посягаю выше меры пытливостью лукавой интеллекта. Зачем болящее дано мне сердце?..